Если верить народному голосованию на сайте Rap.Ru, Баста вместе со своим альтер эго, хулиганом Ноггано, сейчас самый популярный рэпер в стране после московского воина ЦАО — Гуфа. Ростовскому парню Василию Вакуленко, не закончившему музучилище, удалось воплотить в российской поп-музыке стивенсоновский сюжет о докторе Джекиле и мистере Хайде. И песни о любви, написанные от лица правильного пацана Басты, у которого, по словам автора, «все в порядке в душе и в мозгах»; и ненормативная читка «психа» Ноггано о «первом» и «втором» продаются на CD тиражами, измеряемыми в десятках тысяч, что по нынешним временам удается единицам. 20 апреля Василий Вакуленко празднует свой 30-й день рождения концертом в большом клубе Milk, на котором представляет свой новый альбом, «Баста-3». Накануне праздника Денис Бояринов прояснил с Василием-Бастой-Ноггано его позицию по некоторым важным вопросам российской жизни.

— Я слышал, что для нового альбома было записано 27 треков. Почему не тридцать?
— Потому что я начал писать его, когда мне было 27 (улыбается). Не все 27 войдут. Вот сейчас мы в сомнениях — думаем, что бы слить. Какой кусок от себя отрезать.

— Что будет еще?
— Много клипов. Думаю, что мы почти на каждую песню сделаем ролик. Сегодня доснимаем в Москве клип на песню «Urban», часть которого снимали в Нью-Йорке.
На песню с Андреем из «Бумбокса» будем снимать клип в конце марта. Телевизионное видео, я удивлен, что такую песню готовы взять в ротацию.

— О чем песня?
— О том, что сейчас происходит в стране.

— А что происходит, по-твоему?
— Все не очень весело. Люди вывозят пока, но ни к чему хорошему это нас не приведет. Будем надеяться, что нефть и газ не обесценятся в мире. И нам будет на что покупать такие диктофоны и такие фотоаппараты...
Фотограф (отрываясь от съемки): «А тогда будет революция».
— Об этом и песня.

— Удивляет, что такой трек записан вместе с «Бумбоксом». По их альбомам не скажешь, что им близки социальные, острые темы.
— По творчеству Басты тоже не особо скажешь, что меня заботят эти вопросы. Если судить поверхностно. Важна же личность человека, который поет песню, и его взгляды. Джон Леннон начинал с песен о любви, и они заставляли людей что-то менять в жизни. Я не говорю о том, что мы Джоны Ленноны. К счастью.

— Твои песни прошли значительную эволюцию от первой пластинки «Баста-1» к нынешней «Баста-3».
— Я бы себя убил, если бы застрял. Альбом «Баста-1» был составлен из очень старых песен. Сливать их не имело смысла, потому что стыдиться было нечего. Была такая пора — были такие песни.

— Почему ты их в свое время не продал Титомиру? Он тебе мало денег предложил?
— Нет. Просто не в кайф было. Я какие-то песни подарил, а что-то осталось мне. Я в отношении музыки не коммерсант. Слава богу, мы зарабатываем деньги, но это никоим образом не влияет на то, о чем петь и какую музыку делать.

— Тем интересней, как вы ведете бизнес. Вы издаете альбом Басты на «Монолите», как и раньше?
— Мы давно уже сами по себе. Делаем альбомы и продаем их лейблам. Ноггано «Теплый», например, мы продали CD Land.

— Если не секрет, за сколько?
— Секрет (усмехается). Ну, нормально.

— И какие результаты продаж?
— По первому альбому Ноггано я перестал следить где-то на 50 тысячах. При том что он до этого свободно распространялся в интернете. Второй альбом Ноггано, думаю, показывает примерно те же цифры. Первый альбом Басты, я знаю, до сих пор нормально продается: в месяц по 5—6 тысяч. И это приятно. Людям попадает в руки Ноггано, и им становится интересно, что тот же чувак делает что-то другое. На концерты приходят люди, которые начали слушать Басту, потом Ноггано, и другие — которые наоборот. Есть фанаты Басты, которым противна музыка Ноггано, и наоборот. Мне это очень нравится, в этом есть какая-то жизнь.

— Кто сейчас популярней — Баста или Ноггано?
— Если судить по концертам, то пополам. У меня был такой текст (задумывается)... Свои текста не помню... Короче, суть в том, что Ноггано псих и жестит, а Баста лирик. Сейчас получается, что Баста жестит, а Ноггано лирик. То есть это живые проекты. «Баста-3» — очень разная музыка, от откровенного рока до простых песен про любовь. «Ноггано-3» еще и не начинали делать. А еще у нас есть проект «Нинтендо».

— Это что?
— Это такая игра в бандитов. Всем хочется поиграть в бандитов, потрясти пушками.

— Ты отдаешь себе отчет в том, что многие слушатели воспринимают эту игру более чем серьезно.
— Ну, это честная игра. Я за каждое слово в любом из своих проектов готов понести ответственность.

— Вот, к примеру, песня Ноггано «Я не люблю наркотики, наркотики любят меня». Ты сейчас вроде бы ничего крепче чая «Пуэр» не пьешь.
— При этом десять лет до этого проупотреблял все, что только можно.

— Это флешбэки?
— Можно назвать это флешбэками, а можно пропагандой. Каждый выбирает для себя сам. Например, песня «Водки найду» была хитом — ее все слушали, все любили. Потом мы сняли довольно издевательский клип о тех рэперах, которые косят под американцев, и вдруг в обществе проснулась совесть: ой, да это же пропаганда алкоголя. Если так копаться, можно и замечательный фильм «Самогонщики» интерпретировать как безумную пропаганду самогоноварения. А у меня-таки взгляды, что всему есть место — и стебу, и иронии. А не должно быть фейка и игры в примеры.
Каждый судит по себе, опираясь на свои моральные ценности. Если родители не заботятся о своих детях и дети растут на интернет-роликах, это, увы, не ко мне. Я в детстве смотрел фильмы Квентина Тарантино, но, слава богу, никого не убивал.

— То есть ты хочешь сказать, что если вдруг какой-нибудь подросток попробует наркотики, потому что крутой Ноггано их пробовал, то ответственен не ты, а среда, окружающая подростка, родители
— Нет, я, конечно, тоже несу определенную ответственность, потому что говорю об этом. Но это же есть! Мне кажется, этот вопрос скорее к родителям, педагогам и людям, которые торгуют наркотиками и алкоголем, наваривая безумные бабки
Я не играю из себя святого, высокодуховного человека. Посчитал нужным высказаться о водке — высказался. На самом деле, если вчитаться в текст «Водки найду», то там ничего хорошего нет.

— Это да. Вопрос в том, насколько твои слушатели вообще вчитываются в тексты.
— А это уже их проблемы. Я не хочу забивать себе этим голову.

— Сейчас к русскому рэпу проявляют большой интерес первые лица государства...
— К определенной его части...

— Под тем соусом, что русские рэперы борются с наркотиками и наркоманией.
— Пропаганда здорового образа жизни — очень сложная тема. Мои песни, к сожалению, следствие моего образа жизни: я употреблял наркотики. Я из поколения 80-х, поколения X. Но проблема не в употребляемых веществах, а в причинах, которые людей заставляет это делать. Но у нас к людям, которые употребляют наркотики, отношение как к преступникам. А во всем мире эта болезнь не признана хронической, это излечимая болезнь. В Америке под пропагандой здорового образа жизни подразумевается строительство реабилитационных клиник. А у нас — только демагогия, лозунги, пиление бюджетов и страшные плакаты. Я недавно ездил по Москве и видел плакат социальной антиспидовской рекламы: все черное, уродливое, на это невозможно смотреть. К людям, которые больны СПИДом, такая реклама не вызывает ничего, кроме отвращения.

— То есть к таким заигрываниям власти с молодежной культурой ты относишься...
— Это фейк. Реальность другая.

— Но ведь люди, которые были задействованы в этих мероприятиях со стороны рэп-культуры, они твои коллеги, может быть, даже друзья.
— Нет. Я не знаю, что заставило людей, принимавших участие в этом мероприятии, поддержать откровенно неправдивую историю.

— Ты видел клип, который снял рэпер, получивший награду из рук Путина?
— Жиган? «Россия»? Ну и где такая Россия? Это все мне напоминает Советский Союз, казачки какие-то... А снять реальную историю о том, что происходит, ни у кого не хватает духа, да и никому это не нужно. Для этого надо съездить в Ростов, на Чкаловский район. На Урале побывать, где все усыпано шприцами, на Севере — там, где пьют.
Я своими песнями пытаюсь озвучивать реальность, как она есть. То, что люди бухают и квасят — для кого-то это весело, а для кого-то чревато. Наркотики — я их не люблю, но они сильнее меня и сильнее многих людей. Просто это изложено в такой форме, что кто-то задумается, а кто-то не заметит. Возможно, где-то я перегибаю палку. Никто не знает, как надо. Я делаю как чувствую. Посмотрим лет через десять, был я прав или нет. Не исключаю, что и не прав.

— У тебя были когда-нибудь проблемы из-за песен Ноггано?
— Были. Запрещали концерты, запрещали продажи компакт-дисков.

— Где?
— Например, в городе Пензе. Все запрещено.

— На твоем концерте в городе Сочи меня поразило, насколько единодушно люди скандировали вместе с тобой фразу «Мусорилы, фак ю!»
— Ну да, а что? Так во всех городах происходит.

— Как ты думаешь, были ли в толпе скандирующих мусорилы в штатском?
— Если послушать песни, становится четко понятно, кто такие мусорилы. Я знаю много милиционеров, которые не являются мусорилами — они делают свою работу, не переходя грань. Понятно, что все что-то где-то подмучивают, берут взятки… Но мусорилы — это те, которые потеряли всякий край. Их должности, погоны, корочки — это только право на беспредел. Откровенные предатели и преступники.

— Ты с такими встречался?
— Конечно.

— Давно?
— Давно. Но судя по тому, что нам показывают в новостях, таких мусорил осталось очень много.

— Тебе не кажется, что сейчас общество оказывает слишком большое давление на милиционеров? Их пинают все, кому не лень.
— Не на милиционеров, на мусоров.

— Но страдают-то все люди в форме без разбора.
— С учетом того, что они - госслужащие, они должны находиться в некотором напряжении. Мы же нанимаем их на работу, мы им платим. Они работают на нас. Они как обслуживающий персонал. Мы имеем право их упрекать. Как за границей.

— У нас им не столько платят, как за границей.
— Зачем тогда идти туда работать? Не нравится зарплата — не работайте. Очень просто.

— А ты даешь взятки милиционерам?
— На дорогах только. Я стараюсь по-серьезному не нарушать — на встречку не выезжаю, аварийных ситуаций не создаю. Если только проеду на красный. Один раз отпустили: о, говорят, ты — Ноггано. Езжай!

— Заметь, Ноггано отпустили. А ты не задумывался, почему Баста популярен, не формулировал для себя?
— Трудно сформулировать. Не знаю. Когда я получу секретную формулу... (Смеется.)

— У меня есть теория: по форме ты делаешь качественную доступную поп-музыку, а по содержанию — транслируешь образ и взгляды нормального взрослого мужчины. Потому что если посмотреть на общую массу наших поп-артистов — это же парад фриков, неопределенного возраста и даже неопределенного пола...
— Какого пола они здесь делают?

— ...и соответственно поют они не пойми о чем. А ты даешь в песнях людям норму, по которой, мне кажется, уже истосковались.
— Соглашусь с тобой. Я бы сказал, что Баста транслирует настроение человека, у которого все в порядке в душе и в мозгах. А Ноггано — это человек в точке кипения. Но, честно говоря, я об этом даже не задумывался. Когда ко мне приходит определенное настроение, я сажусь и пишу песню.

— В одном из последних клипов Басты, «Любовь без памяти», ты играешь таксиста, который подвозит влюбленных. У тебя там даже есть история гомосексуальной любви...
— Да, на этом настояли люди, которые снимали клип.

— …на примере лесбийской пары. В комментариях к клипу было написано: «А где же геи?» Так где геи?
— Там, где они находятся. В определенном месте.

— Ты не толерантен?
— Ну да. К лесбийской любви спокойней. Как и все — девушки относятся спокойнее к гомешам, а мальчики...

— Ты против гей-парада в Москве?
— Ну естественно. Я против выноса личной жизни на показ.

— Для сексуальных меньшинств это не вынос личной жизни на показ, а борьба за равные права.
— Это пропаганда своих взглядов и вынос личной жизни на показ. Кто им запрещает заниматься всем, чем они хотят, дома? В чем ущемление их прав? Чего они хотят добиться?

— У нас человек не может открыто быть геем и занимать, к примеру, государственные посты.

— Естественно, потому что у нас по сравнению с Западом другая страна и немного другие ценности.

— К тридцатилетию многие люди подводят итоги прожитого. Ты состоялся?
— Думаю, да. В чем-то. У меня дочка родилась три месяца назад. В музыке — хочется все время работать. Прийти на студию, развалиться в кресле, сказать: «Да. Оу йее!» — и уехать куда-нибудь жить в Подмосковье, пока не могу. Все время кажется, что все плохо, все плохо. Переделываю, перечитываю, перезаписываю — каждой песни по тысяче версий. Благодарен Богу за то, что я требователен к себе. Все время хочется чего-то большего.

— Чем занимается твой старший брат?
— Два красных диплома. Инженер. Проектирует железные дороги.

— Раньше в твоих песнях-обращениях к матери старший брат фигурировал как хороший сын, а ты как непутевый. Теперь диспозиция поменялась?
— Думаю, родители мною гордятся. Им нравится то, что я делаю — и Ноггано, и Баста. Я благодарен Богу, что у меня такие терпеливые родители. Не сдавались — боролись за меня в тяжелые годы.

— Со сверстниками-одноклассниками себя сравнивал — кто больше добился?
— У него «Лада»-семерка и трое детей? (Смеется.) Да нет…

— Может, у кого-то бизнес расцвел или кто-то стал замгубернатора области?
— Ну не замгубернатора, но есть очень серьезные успехи. Стартовали мы все с нуля. Выпутывались из разных неприятных историй. Поэтому мне очень приятно, когда мои братья чего-то добиваются.

— Что должно произойти в России, чтобы ты собрался отсюда уехать?
— Да ничего. Пусть лучше отсюда уезжают те, кто мешает нам жить. Уезжать не хочется. Я был много где за границей. Здесь круто. А там я за две недели превращаюсь в растение.

— Здесь круто за исключением...
— (Смеется.) За исключением трудностей. Надо преодолевать. А что, сдуваться? Даже ради детей. Я бы не уехал именно ради своей дочки. Она же русская. Я сейчас читаю Набокова «Пнин», вот там очень живо об этом... Мне так не хочется. Мы кровью связаны со своей землей и нам без нее никуда. И ей без нас. Когда моей стране понадобится от меня поддержка, сила и защита — я готов.

— Но это ты сейчас за себя говоришь, а что ты скажешь завтра за свою дочь?
— А кто тогда здесь останется? Вот мы все, адекватные люди, поймем, что в России жить невозможно. И свалим. Что будет тут? Гетто? Сафари? Мне хочется, чтобы моя дочка жила здесь не хуже, чем в Европе. Что для этого делать? Оставаться на своем месте.

— А ты бы пошел в политику? Вот представь, через двадцать лет ты выпустил последний альбом, отыграл концерт «Баста-50» и ...
— Мы только вчера обсуждали историю про пятидесятилетие Басты... (Смеется.) Я не такой глобальный человек. Мне кажется, у власти должен стоять гуманитарий. Не военный, не милиционер и даже не строитель. А гуманитарий. Величина типа Сахарова или Солженицына, мыслитель, который сможет видеть картинку глобально. Нужны люди, которые будут использовать разные ведомства и министерства в созидательных целях, а не для отжима, запугивания, затягивания болтов, ошейников и подлокотников. Такого человека я поддержу руками и ногами. И он появится. Всегда в России... (Звонит мобильный.) Всегда в России... (Звонит мобильный.) Всегда в России... звонят не вовремя. (Сбрасывает звонок.) Всегда в России появлялись такие люди во время смуты.